И тут из ванной выходит эта утка фаршированная яблоками. В клетчатой юбочке, белой рубашечке, в синем бархатном пиджачке и белых гольфах, с двумя белыми косичками... неземной красоты ребёнок, ангел просто, только с яблоком в гениталии, с запретным, блядь, плодом.

Берёт меня за руку и на ухо "надо поговорить, я при нём стесняюсь". Не ну нормально ваще? Трахаться при помощи яблока она не стесняется, а говорить об этом стесняется.

На кухне она залезает на стол и раздвигает свои худые ножки. И с жалостным личиком такая возлежит. Не, ну я медик и мать, но ёб твою мать! Ну что это и зачем ты такая тупая и наглая?! И на лобке татуировка, 15 лет человеку.

- Я так себя плохо чувствую! Мне кажется оно провалилось в желудок!
- Бляяяя!!! Оно не в желудке, дурочка. Оно в мозг уже провалилось, будем лоботомию делать, череп твой красивый вскрывать, я тут бессильна, надо врачу звонить! 5 утра.

Звоню дяде Ване, патологоанатому со смешной фамилией Рабинович, излагаю суть проблемы. Приезжает Рабинович с огромным чемоданом. Дети в ахуе и панике. Говорит "Чистую простынь, кипятка, спиртного". Тут обосралась даже я.

Раскладывает девку на столе, берёт обычный штопор, волосатой огромной ручищей нажимает ей чуть выше лобка, осторожно поворачивает там штопор и ЧПОК!!! Злополучный фрукт украшает штопор.

- Ебаться подано, господа! - орёт диким голосом Рабинович, всаживает стакан коньяка и закусывает яблоком. Тем самым. Вытирает руки кухонным полотенцем, забирает коньяк и уезжает.

Цвет. По сравнению с ним, все Хаммеры, Лексусы и даже Ламборджини вместе с Феррари, выглядели, мягко говоря, невзрачными представителями эконом-класса. Машина сияла так, что ночью можно было ехать, не включая фар! Мало того, несколько подобных машин могли осветить собой небольшой город, но, как Вы понимаете, она существовала в единственном экземпляре.
Кованые диски огромных, наверное, БЕЛАЗовских, колес были выкованы по секретному рецепту бабы Фроси, погибшей во время войны в ожесточенных боях за Ленинград, от насморка, в одном из наших, Чалтырских, погребов. И изготовлены, похоже, там же. Каждый из них имел свой, неповторимый узор, что придавало технике неповторимый шарм.
Но, мы отвлеклись.
Сообщив, звонком в дверь (раздалось что-то похожее на вопль смеющегося кастрируемого кота), о своем прибытии, я углубился в недра своего телефона. Водитель, он же камазянец, обедали-с. В течение часа я, добросовестно, пытался посадить батарейку своего сотового. Водило обедало-с. Когда телефон начал сдаваться, а я продрог (все-таки Ноябрь), Он соизволил, наконец-то, выйти. Сладко потянувшись и поковыряв в зубах остатками вилки, похожей на тонкий прутик (ибо это все, что осталось после встречи с его зубами), направился к вышеупомянутой машине. Покрутившись несколько раз вокруг нее, с умным видом, попинав колеса, протерев фары и удивившись, почему от этих действий она сама не завелась, сделал попытку забраться внутрь. Толи его “стройное” тело не поместилось в двери, толи сама машина не захотела тащить весь груз в салоне, а может быть он, тупо, забыл открыть дверь, не знаю. Но его падение было соизмеримо с землетрясением в Спитаке и сопровождалось звоном выбитых оконных стекол соседних домов, орущей сигнализацией соседских машин и громким матом. Подоспевший сосед на погрузчике помог мне погрузить это тело в салон. После долгой тирады «будь проклят тот день, когда я сел за шоферку этого пылесоса, баран», он наконец-то завел это чудо инженерной мысли. Звук двигателя заглушил все остальные звуки. В радиусе нескольких километров. Еще когда камазянец выходил, я заметил, что птицы спешно улетели, а всё ползущее-ходяще-бегающее попряталось в норы. Вспаханности его огорода мог позавидовать любой фермер, если бы не норы, часть которых напоминала, по размеру, вход в бомбоубежище. Даже коровы и свиньи с воем и визгом уходили под землю и, судя по отдаляющемуся звуку, очень глубоко. ОНИ ЗНАЛИ!!!!!!! Ибо рев реактивного самолета был теперь похож на писк умирающего комара.
Пользуясь показаниями приборов, 18ти камер расставленных по периметру, GPS навигатора и двух спутников шпионов (тонировка «наглухо», Вы не забыли?), мы тронулись. Из всех приборов на панели работали только часы, и мы ехали по принципу “засекай, через 32 секунды, поворот”, стрелка спидометра жила своей, особенной, жизнью и вращалась с большой скоростью, чем выполняла функцию вентилятора. Все 18 камер стояли на заборе соседского дома и были нам бесполезны. GPS навигатор же, перестал работать, как только покинул стены родного завода изготовителя и поэтому мирно трясся где-то в недрах бардачка, ожидая встречи с анусом “того пидора на улице, год назад”. Все, что исправно работало, это 2 “спутника шпиона” намертво приваренных к переднему бамперу по обе стороны на пружинах. Стук их удара предупреждал о приближении к препятствию, отчего все стены домов, на его маршруте, имели глубокую продольную борозду в метре от земли. А автомобили, предусмотрительно, припаркованы глубоко в конце огорода, но видимо не всех это спасало, так как на некоторых “блинах” четко вырисовывался рисунок БЕЛАЗовских протекторов. Теперь я знаю, откуда в пунктах приема металлолома столько “ребристых блинчиков”!
Не обращая внимания на негромкие стуки, видимо от новоиспеченных “ребристых блинчиков”, девятиэтажного мата, выживших пешеходов, изредка доносившегося из под днища, мы начали свой путь. Изредка останавливаясь, чтобы отодрать особо мелких представителей автопрома (судя по шильдикам – Ока, Таврия и нечто загадочное с названием QQ) от колес и отряхнуть остатки бетона от столбов с бронированного бампера. Судя по тому, что мат и крики из под колес прекратились, мы поняли, что выехали на трассу.
Камазянец улыбнулся и включил вторую передачу, от чего машина нехотя взбрыкнула, пукнула и заглохла. Когда я пришел в чувство, то понял, что машина заглохла, видимо и я тоже, от нехватки кислорода, потому, что пукал водитель. Теперь, при знакомом звуке, я открывал окно и высовывал голову. Благодаря этому, заметил, что нас изредка пытались остановить представители аборигенского племени ГАИ. Водило мои слова об этом, просто игнорировал.
Время до щебзавода пронеслось быстро. Видимо я не всегда успевал дотянуться до окна. И, видимо, часто.
Мы приехали. Выйдя, я сначала отдышался и, чтобы размять ноги, обошел машину. С бампера свисало несколько ментовских мигалок, из решетки радиатора торчала полосатая палочка и фуражка. Сам же радиатор весело смотрел на меня парой дюжин разноцветных, вполне человеческих, глаз. К лобовому стеклу прилипла табличка «Новошахтинск». На колеса, в несколько слоев, были намотаны милицейские шипы-ежики. На улице никого небыло видно.
– Давно мечтал о шипованных колесах!!! – Произнес пердило и заглушил двигатель. Наступила режущая уши тишина. Немого поворочавшись между сидушкой и рулем, эта туша брякнулась на землю, вызвав очередную волну землетрясений. Повалило несколько домов и засыпало несколько шахт. Но шахтеры в касках, им все пофигу. Все стихло, пыль улеглась. Он барахтался на спине и не мог встать, а у меня, после его наркозу, небыло сил. Выждав, для верности, минут 20, начали появляться первые представители местной фауны. Собаки выходили, поджав хвосты и взглядом, полным уважения и респекта. Так как, через 10 минут с собаками ничего плохого не случилось, кроме потери дара лая, начали выходить особо крепкие homo sapiens. Они несли на себе более слабых силой и здоровьем бухгалтера, начальника и охранников. Первым шел сторож, дядя (как выяснилось позже) Игнат. Он участник всех войн, начиная с Куликовской битвы (есть справка лично от Наполеона), ему терять уже нечего (яйца пропали при операции «Буря в пустыне»), и ВАЩЕ ЕМУ НА ВСЕ НАСРАТЬ (в обед он съел несвежий суп и теперь страдает). Камазянец, все еще барахтался и был похож на перевернутого навозного жука. Легким движением накачанных мышц, дядя Игнат, засунул руки в карманы и произнес: - Нужен наш малыш. И ушел. Видимо за ним. Малышом. Так они ласково называли свой экскаватор. Раздался тихий гул двигателя. Потом музыка. PRODYDGI. Подпрыгивая и пританцовывая, как авто Ludakris-а, из-за горы щебня выехал “малыш”. Немного потанцевав, чем вызвал оползень и обвал в шахтах, он мирно остановился возле нас. (Но шахтеры в касках, им все пофигу, несильно выругавшись, они продолжили бухать). По сравнению с ним, наш камаз выглядел младенцем. Немного повозившись, им удалось поставить на ноги моего водилу. Приветствия старых друзей походили на встречу сумоистов на ринге.
Начали возвращаться птицы. Глупые пернатые.
После недолгих переговоров ими было принято решение загрузить нас бесплатно, при условии, что эта машина больше не будет тут появляться. Они были готовы заплатить нам, чтобы и мы больше не приезжали портить воздух.
Для начала, всей толпой грузили камазянца в кабину. Машина была явно против, но нас было больше. Как только машинист был на месте, поджав хвосты убежали собаки. Сука, быстро учатся, твари. Вороны и голуби наивно и с любопытством разглядывали это новшество. Особо смелые особи пытались пометить машину, все ближе к ней подлетая.
Водитель выжидал.
Вскоре птицы перешли в наступление. Они не могли обойти стороной такое чистое и сияющее чудо. Блядь, ну никакой памяти...
Зверски улыбнувшись, он повернул ключ.
С первыми аккордами стартера, вороны были согласны вернуть весь украденный ими урожай за прошлый год и охранять все последующие. Голуби же просто обделались, больше они ничего не умеют, но были согласны учиться. Они все вспомнили, но было уже поздно. С первым же звуком двигателя, поумневшие птицы начали, как снег, падать замертво. Независимо от первоначального цвета, в этот момент они были белые как снежинки и тихо опускались вниз. Но при подлете к земле, они странно опухали и прикольно лопались как мыльные пузыри.
Когда птицепад прекратился, мы отправились на погрузку.
Малыш бойко ворочал горы щебня, между делом пританцовывая. Перемещая очередную кучу, он высыпал ее на нас. Точнее, как он думал, в камаз. Немного не рассчитал. В его ковш, легко могло поместиться сразу 3 камаза и мотоцикл с люлькой. Сука. Но наше чудо Чалтырской техники не подвело. Взревев как буйвол, с пробуксовками, водило напрягся. Не вышло. Мне поплохело. Если бы вышло, я бы сдох. Машина же, нехотя закидав все вокруг (у нас теперь шиповка), тихо и спокойно выехала. Предусмотрительно открыв окно, я попытался уснуть. Наивный. Тогда, под наркозом, я многое, оказывается, пропустил.
Машина двигалась по прямому и ровному асфальту, но нас трясло как в танке по бездорожью. Каждый камушек отдавался увесистым пинком по моей заднице. Иногда попадались кочки и ямы. После первых километров этих пыток на моей голове не осталось места для новых шишек. Через час, ветвистости моих шишек позавидовал самый красивый олень или лось.
Высунув голову наружу водила гнал. Видимо, «свое» же, его и цепануло. Мы стояли посреди трассы, перегородив всю дорогу.
Когда его попустило, он поднапрягся, и мы тронулись. Оба. Умом. Когда я очнулся, мы уже ехали.
Время тянулось очень медленно. Водило отказывался быстро ехать под горку, а машина на подъем. Совсем. Приходилось уговаривать. Сказка, о новом и чистом масле, работала.
Летая между стеклом, панелью и сидением (больно уже небыло, просто надоело) я закрыл окно….
Очнулся в больнице. Но это совершенно другая история……

Через пару лет Андерсен опубликовал мемуар про эту поездку, где описывал счастливую семейную жизнь великого современника (коллизию с разводом он, понятно, не просек) и отдельно отметил, как сердечно тот его провожал: на рассвете, сам погрузил, сам был за кучера и, прежде чем посадить на поезд, нарисовал на бумажке подробный маршрут со всеми пересадками, чтоб гость не дай бог не запутался.

Вообще, он потом часто вспоминал эти пять недель, как счастливейшие в своей жизни, и искренне не понимал, почему Диккенс ему больше не отвечает на письма.