Не кую! — ответил Ленин красноармейцам, попросившим у вождя папироску.
— Уже полвека живу, не куя! — радостно сообщил Владимир Ильич.
И остолбенели мужики.

— Что ты будешь на ужин, Володюшка? — спросила Надежда Константиновна гражданского мужа.
— Агу! — задорно улыбнулся Ильич.
— Ага! — подыграла Крупская.
— Да не ага, а агу, дуёха! — закипятился вождь. — Агу! Агу! Агу!
«Неужто у Ульяновых первенец?» — недоумевали соседи.

— Вы, батенька, в своих политических поисках напоминаете мне слепого кота, — отчитывал Ильич Плеханова. — Уж не знаете, куда и податься,
все оёте и оёте. А жизнь, она-то ядом! Ядом жизнь! И люди ядом!
Плеханов побледнел. Стоявший рядом Сталин ухмыльнулся. Он-то понимал Ильича…

Что тебе подаить? — спросил Ильич у Крупской накануне её дня рождения.
Крупская зарделась.

— А задумывалась ли ты, Надюша, какой кепкой оказалась наша любовь? — спросил однажды Ленин Крупскую.
Крупская, как обычно, зарделась.
— У нас, большевиков, любовь может быть только кепкой! — озорно рассмеялся Ильич, надел кепку и ушёл на встречу с избирателями.

А все-таки неважнецки звучит Ленингад! Гадко звучит, издевательски! — размышлял Ильич над предложением рабочих о переименовании Петрограда.

— Сталин не может быть генеальным! — истошно кричал Ленин на заседании Совнаркома. А соратники думали, что Ильич завидует.

-Эх, с большущим удовольствием отведал бы я сейчас… кубинского гома! — так и хотел было произнести Ильич, но вовремя одумался и уверенно сказал…
нашей водочки!

Владимир Ильич вернулся из Разлива и проникновенно делился наблюдениями заполярной жизни с Троцким:
— Счастливые люди финны! Живут себе и гоя не знают!
«Вот куда надо эмигрировать!» — подумал Троцкий.

Ильич распекал Бонч-Бруевича и Бухарина:
— И откуда у вас такое ебячество! Заводы стоят! Хлеба нет! Деникин лютует! А у вас ебячество в голове!
«И откуда наш вождь всё про всех знает?» — краснели пролетарские деятели.

«Кто у нас наком?» — кричал Ильич в лицо Дзержинскому. – «Наком у нас кто? Вы наком, Феликс, или не наком?»
— Да я уже полгода, Владимир Ильич, ни на ком, — со слезами отвечал Дзержинский, — Революция ведь!
— А вас от должности накома Совнаком не освобождал! — гневно произнёс Ленин.

Ну что, усался? — добродушно спросил Ленин товарища Зиновьева в аккурат накануне Великой Октябрьской социалистической революции.
Зиновьев, горько ухмыляясь, вдруг понял, что впервые картавость Ильича не меняет суть вопроса.
— Что Вы имеете в виду, Владимир Ильич? — всё же поинтересовался будущий предатель и ренегат. — Описался я или обкакался?
— Я и так вижу, что ты и усался и усался, — мудро ответил Вождь