Да, да: - Не бойся, ангел мой, главное, ничего не бойся. - Да, maman. - Цепи не давят? - трогал отец. - Нет. - Ну, Вечное в помощь тебе, - отец поцеловал покрытый холодной испариной лоб дочери. - Держи себя, Настенька, как говорили, - припала мать к ее плечам. - С Богом, - перекрестил отец Андрей. - Мы будем рядом, - напряженно улыбался Лев Ильич. - Золотце мое:- целовала ее стройные ноги няня. Савелий перекрестился, плюнул на ладони, ухватился за железную рукоять лопаты, крякнул, поднял, пошатнулся и, быстро семеня, с маху задвинул Настю в печь. Тело ее осветилось оранжевым. "Вот оно!" - успела подумать Настя, глядя в слабо закопченный потолок печи. Жар обрушился, навалился страшным красным медведем, выжал из Насти дикий нечеловеческий крик. Она забилась на лопате. - Держи! - прикрикнул отец на Савелия. - Знамо дело:- уперся тот короткими ногами, сжимая рукоять. Крик перешел в глубокий нутряной рев. Все сгрудились у печи, только няня отошла в сторону, отерла подолом слезы и высморкалась. Кожа на ногах и плечах Насти быстро натягивалась и вскоре, словно капли, по ней побежали волдыри. Настя извивалась, цепи до крови впились в нее, но удерживали, голова мелко тряслась, лицо превратилось в сплошной красный рот. Крик извергался из него невидимым багровым потоком. - Сергей Аркадьич, надо б угольки шуровать, чтоб корка схватилась, облизал пот с верхней губы Савелий. Отец схватил кочергу, сунул в печь, неумело поворошил угли. - Да не так, Хоссподи! - няня вырвала у него из рук кочергу и стала подгребать угли к Насте. Новая волна жара хлынула на тело. Настя потеряла голос и, открывая рот, как большая рыба, хрипела, закатив красные белки глаз. - Справа, справа, - заглянула в печь мать, направила кочергу няни. - Я и то вижу, - сильней заворочала угли та. Волдыри стали лопаться, брызгать соком, угли зашипели, вспыхнули голубыми языками. Из Насти потекла моча, вскипела. Рывки девушки стали слабнуть, она уже не хрипела, а только раскрывала рот. - Как стремительно лицо меняется, - смотрел Лев Ильич. - Уже совсем не её лицо. - Угли загорелись! - широкоплече суетился отец. - Как бы не спалить кожу. - А мы чичас прикроем и пущай печется. Теперь уж не вырвется, - выпрямился Савелий. - Смотри, не сожги мне дочь. - Знамо дело: Повар отпустил лопату, взял широкую новую заслонку и закрыл печной зев.