И тут самая старшая из них, рябая да щербатая, посмотрела сперва на меня, потом на бабу мою упругую, потом на обоих нас посмотрела, да всё время так - как на кал какой или ещё на что похуже, и собрав воедино всю свою классовую ненависть и гендерную ярость выдала ядовито-елейное "НЕТ. НЕ МОЖЕМ."
Говорят, что перед смертью у человека пролетает перед глазами вся его никчёмная и бессмысленная жизнь. Я, как человек переживший смерть клиническую, ответственно заверяю, что сие не так, и лично у меня мелькал в последние минуты какой-то разноцветный, нелепый горох и не особо яркой красоты звёздочки.
В данной же ситуации явственно представился и промелькнул пред очами моими педиковатый дизайнер, проектировавший то пальтишко. Как цокал он языком да грыз ус, чертя чертежи свои бесовские, одному ему понятные, да всё щурил карий глаз, решая какой высоты ворот сделать и как пуговицу пускать - в два ряда, али в один. Как вертел-прилаживал хлястик и всю голову этим чёртовым хлястиком себе изломал и в конце концов плюнул и решил, что без него очень даже лучше. И как приезжал к нему заказчик, совладелец сети тех магазинов - лысоватый мужик с длинноногой, но уже заметно старой блондинкой, и как рядились они и вертели наброски, и всё спрашивали - а что, без хлястика что ли пальто то? Это как же так - пальто и без хлястика то? Новая мода что ли, Вольдемар?! И как дизайнер, как Иисус закатывал еврейские глазищи свои под воспалённые веки и мысленно проклинал всё и всех. И как чёртов хлястик вернулся таки на своё законное место, причём самым неприятным способом.
И мрачные вьетнамские женщины, с коричневыми, плохо выделанными лицами проплыли мимо, в грохочущем, полутёмном цеху, где тысячи таких вот польт собирались воедино из кусочков ткани хитрой формы. И запутавшаяся нить, остановившая на полчаса всё производство, и огромные бумажные тюки, загружаемые в грузовики, и маленькая трёхногая собака, бегущая за грузовиками по размытой дороге.
И защёлкал камерой похмельный фотограф, прося нагероиненных моделей показать ему роковую холодность в осенних тонах, и как они стереотипно застывали в как бы соблазнительно-отчуждённых позах, и как фотограф ругался последними словами и припадал на колено, а модели шипели на него сквозь белые свои губы.
И тридцатилетний девственник-маркетолог, бегающий по коридорам головного офиса со своим исследованием ЦА, и главный бухгалтер, нехотя подписывающий смету на рекламную компанию, и менеджер по рекламе, арендующий щиты, не в самых плохих местах кстати, два - так и вовсе - на очень козырных перекрёстках стоят. И как он в субботу, озираясь едет за своим откатом и по суеверной традиции спускает эти "лёгкие деньги" на алкоголь и кое-что похуже.
И директор магазина, не старый ещё, но очень задёрганный жизнью дядя, которого с одной стороны достаёт головной офис, а с другой - истеричка-жена. И сын его, начинающий наркоман, которого вчера приняли с двумя граммами на кармане и разговор с бывшим одноклассником, а теперь майором полиции. И менеджер по персоналу, отбирающий из имеющихся вакансий хоть что-то приличное, и понимающий, что вся его жизнь проходит за созерцанием неудачников.
И модератор сайта, которого вчера оштрафовали за то, что не поставил две новых фотокарточки новых же штанов на витрину, и специально обученный человек. подбирающий приятную на его взгляд музыку, которая мурлычет в торговом зале, и ещё много-много чего, в одну секунду проступившее и моментально разбившееся в дребезги об это прыщавое "НЕТ НЕ МОЖЕМ".
Мы ответно улыбнулись прыщавой девочке и сказав "Понятно. Спасибо. До свидания" отбыли из магазина. И по дороге домой я всё орал в никуда: хуйня ваш маркетинг! И реклама хуйня! И прочие исследования и выкладки! Тренды-хуенды! Тенденции-хуенции! Аналитика и прогнозирование. Сегментирование и вирусное продвижение. Всё хуйня. Потому что в финале всегда будет прыщавая, щербатая девочка. И только она будет решать - пойдут у вас продажи, или нет.
Доклад окончен.