Так вот, между тюремной камерой и Москвой есть сотни переходных градаций, жизнь в которых приближается к тому или иному полюсу. Где-то посередине «самопровозглашенные республики» где бандиты называют себя «президентами», немного ближе к Москве статус Крыма, который становится этакой Чечней. Примером «почти Москвы» является город Санкт - Петербург.

Но все без исключения эти вариации, от Москвы и до тюремной камеры, это не государство. Это даже не «бродячая бюрократия» (орда). Россия это Талибан. Все что мы видим сейчас в Славянске, это типичный, обычный, бытовой форс-мажор в РФ. То овощной склад разгромили, то таксисты устроили войну с цыганами за наркотрафик. Сейчас в Украине идут будни России.

С этой точки зрения, Донбасс всегда был Россией, просто в этой системе организации общества он был той частью России, которая ниже «самопровозглашенной республики», и ближе к тюремной камере.

Запорожье Россию не пустил. Он имеет шанс жить в Украине. Днепр также Россию к себе не пускает. Не без помощи Коломойского Днепропетровск также имеет шансы жить в государстве. Одесситы и те дали бой за свою собственность, свой бизнес и в конце концов за свои анусы. Они имеют шанс жить в Батуми, а не в Сухуми. А вот мои друзья в Крыму свой шанс проебали. Проебуют сейчас свои шансы в Донецке.

Поэтому, когда вы слышите «Владимирский централ» с чьего-то авто, это не вопрос вкуса. Это вопрос того, что будет в вашей жопе - собственное дерьмо, или мобильный телефон вот этого меломана.

Как растворять пенопласт в ацетоне я объяснять не буду.

Мудила в спортивных штанишках и Люда исчезают. Вбегает сразу пять здоровенных мудил, они несут мешки, полные масла, а в зубах у каждого торчит по целой пачке. Мудилы с трудом ворочают языками, силясь его прожевать, при этом они противно чавкают.

Один из мудил. Это кайф, мароженое!

Все остолбенело смотрят им в след и стоят, будто больные столбняком.

Мудила в цегейковой шапке (внезапно бесится). За мной!

Толпа , спотыкаясь, несется за ним, слышно страшный рев, переходящий в женский вскрик. Продавец высовывается из киоска до половины и с завистью смотрит им в след. С той стороны, где находится масло, идут молодцеватые мудилы. У них жирные ебальники, в руках они держат носилки. На носилках лежит дохуя масла. Сверху, прямо на масле, лежит еще один мудила, он блюёт маслом вниз.

Продавец. Что с ним такое?
Мудила. И с тобой , дед, такое будет, если дохуя масла съешь.

С той стороны, из которого пришли мудилы, слышнен дикий рев и вскрики, кое-где мимо киоска быстро проносятся все новые и новые орды любителей масла. Входят мудила в спортивных штанишках и Люда, они ползут раком, сгибаясь под маслом. В глазах у них счастье.

Мудила в спортивных штанишках. А я тебе говорил, што когда-нибудь этот день настанет, это будет, а ты не верила.
Люда. Если бы знать, можно было бы на тачке подъехать. Я ебала, его так тащить!

Входят три мудилы, они несут мудилу в блестящем пальто, вмурованного в масло.

Мудила в блестящем пальто. Я всех вас ебал, подонки, семеро на одного, фашисты проклятые!

Мудилы улыбаются.

Один из мудил. Будеш пиздеть, мы тебе и голову в масло засунем.
Продавец. Ребята, чтоо вы с ним сделаете?
Мудилы (хохочут). Кастрируем нахуй.

С другой стороны к киоску рысью подбегает агрессивная старушка.

Агрессивная старушка (к старому). Что сидиш, старый поц?

Продавец бросает на старушку испуганый взгляд. Старушка убегает, грозя старику кулаком. Сгибаясь под маслом, проходит подраздел воспитательниц детского садика . За ними с куском масла в зубах ползет мудила в цегейковой шапке. Одна нога у него беспомощно волочится по асфальту.

Мудила в цегейковой шапке. Девчата, задерите юбки, масладам. (Хохочет).

Одна из воспитательниц метко швыряет здоровый кусок масла ему в голову. мудила в цегейковой шапке испускает сдавленный вскрик и умирает. Входит упитанная женщина с усами, бородавками и ломтем масла под подмышкой.

Женщина (к продавцу). Арон, собирайся домой, сегодня я тебе на ужин хорошенько зажарю кусочек масла. (Замечает труп мудилы, который первый принес весть о масле). Арон, кто это?
Арон. Он умер. Дай ему немного масла, он его любил.

Тучная женщина отрезает кусок масла и кладет в зубы мертвому мудиле. Арон выходит из киоска и завязывает дверь на провод, ног в Арона нет. Вместо ног у него маленькая тележка и два утюжка. Подходит трамвай. Он абсолютно пустой и голубой. Арон и упитанная женщина неторопливо направляются на остановку. Кроме них в трамвай никто не садится. Садясь в двери, упитанная женщина берет Арона под подмышку и вместе с Ароном и маслом садится в трамвай. Трамвай, позвякивая, медленно движется в голубую даль под вдохновенные звуки полонеза Огинского и сдавленные вопли любителей масла.

Занавес.